Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда ты снова забрела, раззява, где рот раскрыла? – от негодования ее голова и руки тряслись, но тут из другого помещения выбежала девочка старше меня – лет 14—15. Ее волосы были собраны сзади, одета она была в платье цвета фуксии с узором из цветов, похожих на шиповник. На шее был шарфик в тон платью, а из-под него виднелись штанишки. Девочка была очень красивая. Она обняла меня и шепнула: «Глупая моя сестренка, как я тебя люблю». Я рада была бы ответить на любовь этим людям, но я видела их впервые.
Бабушка тем временем не желала упускать инициативу. Она крикнула мне: «Отойди от Падмы, подойди ко мне!». Я подошла, и бабушка, дернув меня за руку, посадила рядом с собой. Она меня ругала, выговаривала мне, а я, хотя и все понимала, была ошеломлена, испугана и смотрела вниз. Наконец бабушка стала меня обнимать и говорить ласковые слова.
Затем меня помыли в сарае, черпая из ведра воду и поливая сверху, переодели в красное платье с узорами, в виде кругов, со стилизованным изображением солнца, и красные штанишки. На моей шее красиво расположили синий шарф, в тон с узором. После этого мое настроение немного улучшилось, так как я никогда не видела такого красивого платья. Вскоре бабушка удовлетворенно улыбнулась и сказала: «Можешь посмотреть на себя». Я прошла в другую комнату, встала перед зеркалом… А где же я? В зеркале отражалась темноволосая, смуглая, красивая девочка. Первой мыслью было: «Почему Падма в том же платье, что надели на меня?» Но Падма подошла сзади и положила девочке на плечо руку. Я увидела, что они очень похожи. «Но где же я?»
Раиса Ивановна перевела дух, а потом заговорила вновь.
– Знаете Лариса, если бы это было позже, в девяностые, когда все «узнали», что вампиры не отражаются в зеркалах, то я бы объяснила это таким образом, но тогда я была испугана сверх всякой меры, и объяснения у меня не было.
«Лицо мое искривилось, и я заплакала от непонимания происходящего, от того, что я могу никогда не увидеть маму. Я заметила, что девочка в зеркале тоже плачет, а Падма обнимает ее. Эту руку я ощутила у себя на плече.
Тогда я спросила (на хинди!):
– Это я?»
Другими словами, как ты уже поняла, в зеркале была я, но совсем другая.
«Конечно ты, – а кто же еще, глупенькая? – ответила Падма.
Тут в комнату вошел темноволосый мальчик. Увидев меня, он важно сказал:
– Решми, ты снова заблудилась? Что из тебя получится дальше?
Губы мои задрожали, и я сказала, всхлипывая:
– Я не заблудилась, я живу в другом месте! Я вас не знаю!
Падма и мальчик, которого, как оказалось, звали Мукул и который являлся моим (или Решми) двоюродным братом, переглянулись и заговорили со мной, перебивая друг друга. Они пытались возбудить мою память, рассказывали мне про себя и про меня, даже назвали мне мою фамилию – Шривастава, но все тщетно. Я помнила и твердо знала, что я Рая Ковалева, что мне десять лет. Помнила всех своих одноклассников, учительницу Римму Ивановну и все, что со мной происходило, но этих симпатичных людей я видела впервые.
Потом пришли отец и мать Мукула – их звали тетя Джита (та, которая меня встретила) и дядя Сону, и они говорили обо мне, дядя Сону качал головой и гладил меня по волосам. Они решили, что я потеряла память.
На следующий день меня снарядили в школу. Мне дали платье в мелкую голубую и белую клеточку, синие штанишки, на шею Джита накинула мне синий шарф. Я слышала, как взрослые переговаривались и выражали надежду, что в школе, среди своих подруг, я вспомню что-нибудь. Также слышала, что дядя Сону высказал предположение, что я это устроила, чтобы меня не наказали.
Дети перед школой были одеты так же, как я и Падма. У мальчиков клетчатыми были рубашки. Вначале нас выстроили, как я думала, на линейку, а оказалось, на молитву. Затем мы вошли в школу.
Школа меня поразила: я училась отнюдь не в роскоши – школа в военном городке была размещена в бывшей солдатской казарме и представляла собой длинный коридор с классами по бокам. Но ее стены были отштукатурены, и на них помещались различные картинки, портреты, стенгазеты и др., парты и полы были покрашены. Здесь же, в классной комнате, куда меня завела Падма, три стены были неровно выкрашены в какой-то желтоватый цвет, а третья даже не отштукатурена. Небольшого размера окна располагались ближе к потолку. На стенах никаких украшений, а парты, – такой же формы, как у нас тогда, – были не покрашены. Дерево уже приобрело грязно-серый цвет с пятнами.
Когда я вошла, меня окружили девочки, одна из них ревниво положила мне руку на плечо и заглядывала в лицо, а я их не знала. Падма отвела, вероятно, мою лучшую подругу в сторону и пошептала ей на ухо. Девочка прижала руку ко рту и закивала головой. Затем она покровительственно взяла меня за руку и посадила за парту рядом с собой».
Раиса Ивановна запыхалась, ее лицо окрасилось чахлым румянцем, во рту, вероятно, пересохло, так как она начала пришептывать. Сделав глоток из чашки с остывшим чаем, она продолжила:
«Когда начался урок, в класс вошел учитель – это был молодой человек, очень красивый. Его смуглое лицо было нежным и бархатистым, глаза с большими веками под черными бровями смотрели ласково и задумчиво, на губах порхала легкая улыбка. Именно порхала, потому что полностью не исчезала, а изменялась от еле заметной до явной».
– Раиса Ивановна, какое поэтическое описание, – сказала я, полагая себя остроумной.
Женщина тут же переменилась в лице – оно стало отстраненным и бледным. Она решительно встала и сухо сказала:
– Вы правы, Лариса, что-то я увлеклась, негоже пожилым дамам вспоминать молодых людей.
Она закуталась в свой широкий шарф и отсела от меня.
Что только я ни делала, чтобы она продолжала! Я только что на колени перед ней не вставала, потому что, по правде говоря, я слушала ее, не контролируя лицо – мне пришлось даже вытереть уголки губ от слюны. Но я считала, что она все это выдумала – и талантливо! И не ожидала от нее такой реакции. Ну и показаться умной и ироничной по молодости захотелось. Только на пороге, когда мы уже уходили, а я продолжала свои мольбы, Раиса Ивановна обещала подумать.
На следующий день она была еще более бледной и помятой, веки немного опухли и покраснели – наверное, плакала. Она сказала, что расскажет мне все до конца, ведь кто-то же должен об этом знать. Пусть даже ее сочтут ненормальной. Я, наученная горьким опытом, стала ее уверять, что мне это и в голову не придет и т. п.
«Я обиделась на тебя, потому что учитель Нанда Кулкарни был моей первой и единственной любовью. Звучит банально и странно? Ведь мне было десять лет. Но я не сразу поняла, что влюбилась в учителя. А детская любовь самая сильная и отчаянная. Вначале меня привлекли его добрые глаза: ведь я была в тяжелой для ребенка ситуации и не знала, как из нее выйти. Я, фактически, потеряла родителей и потянулась к его красоте и доброте.
Увидев меня, он улыбнулся, погладил меня по голове и сказал:
– Все уладится, Решми.
Сразу скажу, что я провела там (это была Индия, как ты понимаешь) в первый раз около месяца. Это был странный и тяжелый месяц. Я металась от тоски по маме и даже по пьющему папе, они снились мне каждую ночь. Я брала мамину руку и сжимала ее, но оказывалось, что во сне. Но в то же время я все больше привязывалась к учителю и к моей «другой» семье.
Вскоре моя сестра Падма сказала, что выходит замуж. Я была изумлена, ей ведь еще не исполнилось и пятнадцати. Я спросила, кто ее жених, она назвала какое-то имя, стершееся из моей памяти.
– Ты хочешь за него замуж?
Падма пожала плечами и сказала, что это большая удача, человек состоятельный, еще не старый.
– Мы ведь сироты, Решми.
Тут я спохватилась и спросила, что с нашей мамой?
– Она умерла, – сказала сестра, – ты ее не можешь помнить.
– Ты выйдешь замуж, а как же я?
– Ты пока будешь здесь, бабушка нас любит, тетя с дядей тоже неплохие.
Она помолчала, а потом сказала:
– Только им с тобой трудно, Решми. Ты уходишь, тебя долго нет, все переживают, у бабушки болит сердце. В этот раз – где ты была? Может, тебя били? Почему ты ничего не помнишь?
Я хотела рассказать Падме, что со мной случилось, и как я оказалась девочкой Решми Шривастава вместо Раи Ковалевой, но было трудно подобрать слова. Я было уже собралась как-то справиться с этим, но тут Падма улыбнулась и сказала:
– И фантазируешь много, но учителю Нанде это по вкусу. Когда я выйду замуж, тебя отправят к родственникам нашего отца. А замуж выдадут раньше, чем меня, лет в 14.
У меня задрожали губы: там, дома, у меня впереди было долгое детство, а тут…
– И стирать нужно будет и убирать?
Падма засмеялась:
– Ах ты моя маленькая лентяйка! Ну конечно. Может еще и за скотом ухаживать, если учитель к тому времени обзаведется хозяйством. Тебя же за учителя отдадут.
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- За линией - Ярослава Пулинович - Драматургия
- 104 страницы про любовь - Эдвард Радзинский - Драматургия
- Он придет - Валентин Азерников - Драматургия
- Досыть - Сергей Николаевич Зеньков - Драматургия / О войне / Русская классическая проза
- Авторский фарс с кукольным представлением - Генри Филдинг - Драматургия
- Нежелательный вариант (сборник) - Михаил Веллер - Драматургия
- Последняя битва. Рассказы о Руси - Павел Пашков - Драматургия
- Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых - Алексей Слаповский - Драматургия
- Король Лир. Буря (сборник) - Уильям Шекспир - Драматургия